Статья посвящена истории отстранения «памяти» в начале ХХ века и превращения ее в особый объект рефлексии и исследования. В культуре модернизма память приобретает значимость как новый образ времени и одновременно переосмысливается как процесс, трансформирующий идентичность человека. Разрыв с уходящей в прошлое культурой рационализма, разочарование в утопических идеалах проекта Просвещения после Первой мировой войны были связаны в том числе с изменением представлений о памяти. Сомнение в достоверности памяти проблематизировали многие уверенности рационализма, более двух веков определявшие нормы и представления об истине и достоверности в разных сферах жизни, от бюрократической практики до частной жизни. В статье исследуются те изменения в дискурсе и практиках, которые оказались связаны с изменением одного из базовых понятий культуры. В фокусе внимания значимые для культуры тексты, содержавшие рефлексию о понятии «память» и общие для эпохи идеи. Многие авторы приходят к парадоксальному выводу: память означает забвение, память деформирует прошлое, а не воспроизводит его, подменяет реальность, отнимая у людей время и волю.

Статья продолжает исследование культурных функций представлений о «памяти» в межвоенный период и послевоенное время. В эти году приобретает широкую популярность программа феноменологии, начало лингвистического поворота, – и как следствие критика языкового характера памяти, механизма, деформирующего представления о событиях, упаковывающего «реальность» в устоявшиеся и принятые в культуре шаблоны, подчиненные социальной прагматике. В интеллектуальную традицию возвращается обсуждение забытого с античных времен социального характера памяти и социальной функции воспоминаний. Отлитый в словах социальный опыт трансформирует индивидуальные впечатления, отчуждает и присваивает индивидуальные впечатления, дисциплинирует и подчиняет общей прагматике и социальным правилам, заставляет видеть отсутствующее в мире и не замечать наличествующее, учит жить, играя с отсутствующими предметами. Тема подмены индивидуального опыта социальным и критика подчинения воле общества оказываются тесно переплетены в культуре с антивоенным протестом и движением сопротивления. Новое поколение интеллектуалов ставит своей задачей разоблачать воспоминания, которые «оккупируют» жизнь тех, кто не способен сопротивляться, и показать утопический «новый мир» – мир, в котором «память» утратила бы свои функции.