Ситуация в России характеризуется отсутствием даже инерционной устойчивости – по инерции она движется в тартарары. Но теперь президент отвечает за происходящее в полной мере. Сила Путина в его уязвимости (и, значит, в необходимости действовать), а слабость в том, что он эту уязвимость еще не до конца осознал. Источником угроз для Путина является то, что он и его опорная группа заданы принадлежностью к КГБ. Позитивно окрашенное ожидание – главное содержание отношения масс к Путину. Что касается элиты, то в целом она его ненавидит. Народ не позволяет элите развернуться по-настоящему против президента, но когда окончится позитивное ожидание, возникнет качественно новая ситуация актуализации угроз. Первая угроза исходит от парламента: одержав ситуационную победу на выборах 7.12.03 г., Путин в итоге потерпел стратегическое поражение, получив Думу, способную объявлять импичмент и менять Конституцию. Вторая – построенная система власти не умеет бороться с лояльностью: она расслабляется, когда ее облизывают. Третья – построение любых отношений с нынешней регрессивной «совокупной действительностью» губительно. А потому необходима социальная революция сверху, при том, что опираться не на кого. Четвертая угроза – социальный протест, который раньше был замкнут на КПРФ и думскую оппозицию, а теперь выдавлен на улицу и становится угрозой демонтажа власти Путина. Нельзя забывать и о глобальных противоречиях, требующих от президента структур и ресурсов, которых сегодня нет.

Целью работы было определить персональный состав региональных элит в конкретный период времени и динамику степени влияния этих лиц на общественно-политическую и социально-экономическую ситуацию в каждом конкретном российском регионе, имеющем свою, часто неповторимую специфику; показать особенности механизмов формирования региональных политических и экономических элит в терминах факторов влияния. Последние позволяют, с одной стороны, сравнивать регионы между собой, а с другой – получать результат, репрезентативный для всей Российской Федерации. В исследовании 2000 г. экспертным опросом было охвачено 54 региона, в исследовании 2003 г. уже 66 регионов. Экспертный опрос 2003 гг. – это не просто расширенное повторное исследование 2000 г., но качественно новый его этап. Новизна исследования 2003 г. заключается в концептуальном осмыслении самих механизмов влияния на региональном уровне.

После раздела «материально-технической базы коммунизма» наступает время перераспределения нематериальных ресурсов страны, ее семантической реконструкции, фиксации долгосрочной стратегической ориентации, обозначения и приватизации социокультурных полей. Формат постиндустриального передела предполагает внимание, скорее, к интеллектуальным и управленческим ресурсам, нежели просто к материальным богатствам «Корпорации Россия». Постепенно осознается связь социокультурных, политэкономических и технологических аспектов строительства новой государственности. Параллельно планам модернизационной реконструкции возникают предпосылки действий в сфере аксиологии и семантики национальной государственности, а не только переналадки ее практической механики. Возникает также интригующая вероятность появления на постиндустриальной строительной площадке новых влиятельных игроков, включая тот или иной вариант российской амбициозной корпорации и политической организованности «нового класса». Один из вопросов, повторяющийся при обсуждении политического ландшафта – причем не только в среде специалистов-политологов – о векторе исторической динамики. Монотонность российского политического пейзажа угрожает, в конечном счете, коллапсом неокрепшей культуре публичной политики, основам представительной демократии. Обсуждается также вопрос о характере альтернативного политического субъекта, способного осуществить культурную революцию, проявив обоснованные социальные амбиции, имея в виду долгосрочную перспективу. Еще один аспект проблемы – матрица социополитического и культурного строительства, отмеченного чертами постмодернистского спектакля и прагматичного технологизма.

На университетских кафедрах Израиля появилась «новая археология», отрицающая использование библейских текстов для трактовки археологических данных, не смотря на существующую традицию использовать любой древний текст, проясняющий результаты археологических изысканий. В достоверности библейского текста убеждали реальные археологические находки даже тех ученых, которые скептически относились к исторической традиции Израиля. «Новые археологи» подвергают сомнению библейское повествование о праотцах библейского народа, об исходе из Египта и завоевании Эрец-Исраиль. Такого рода скептицизм проявляют, как правило, те исследователи, которые для достижения своих политических целей утверждают, что Писание якобы было использовано сионистами для оправдания вытеснения арабов с их земель.

Если статья Д.Хазони касается методологических принципов «новой археологии», то Д.Конторер вскрывает ее политическую подоплеку. Современные израильтяне проявили податливость мощному психологическому давлению, которое всегда оказывалось на евреев и порождало множество ренегатов, усваивавших внушенный юдофобами образ еврейства. Именно это всегда было основной причиной еврейского антисемитизма. Автор делает вывод о том, что если идеи определенного рода востребованы социально, для них находится место в любой науке. Израильские ученые своими руками готовят идейную почву для будущего еврейского геноцида.

Дальневосточная эмиграция, составная часть послеоктябрьского зарубежья России, имела много общего с российской эмиграцией в Европе, но были и серьезные отличия. Одна из особенностей белой эмиграции в Китае – хорошо организованная и активно действующая фашистская партия в Маньчжурии. В статье предпринята попытка выяснить причины возникновения русской фашистской организации именно в Харбине, проанализированы главные программные документы и основные направления ее деятельности, даны характеристики лидеров ВФП. Русские фашисты имели четкую идеологическую программу (в основе которой были антикоммунизм, антисоветизм, антисемитизм), конкретные цели и задачи, вели активную антисоветскую борьбу, получали поддержку японской военной администрации и аналогичных организаций в других странах. Главные задачи партии заключались в осуществлении национальной революции в России, свержении советской власти, установлении фашистской диктатуры. ВФП удалось создать собственные дочерние структуры (женские, юношеские, детские), осуществлять в некоторой степени контроль над профессиональными объединениями эмигрантов. В то же время в среде белой эмиграции в Маньчжоу-диго существовало неприятие ВФП из-за ее откровенно черносотенного характера, неразборчивости в средствах (вплоть до убийств) и верноподданнического служения японским властям.

Автор статьи сопоставляет четыре российские реформы: «Великую реформу» 1861 г., столыпинскую реформу 1906 г., «Черный передел» по Декрету о земле 1917-го и Новую экономическую политику 1921-го. В статье утверждается, что первые две реформы, будучи – с научной точки зрения – тщательно продуманы и просчитаны, абсолютно не учитывали мнений и представлений на сей счет самого крестьянства. Проводились они через громоздкий бюрократический аппарат с помощью насилия, а посему затянулись по времени и были обречены на неудачу. Реформа 1861 года стала прологом 1905 года, а столыпинская реформа – прологом 1917-го. Декрет о земле был составлен из решений сельских сходов, принимавшихся самими крестьянами. Он отвечал их интересам, и это позволило в считанные месяцы произвести передел земли и таким образом, хоть и жесткими методами, но решить аграрный вопрос. Точно так же и НЭП, учитывавший требования самого крестьянства, позволил в кратчайшие сроки вывести Россию из глубочайшего кризиса. По мнению автора, эти исторические уроки не были учтены современными российскими реформаторами. И это во многом объясняет низкую эффективность этих реформ.

Предлагаемое эссе, несмотря на характерный для этого жанра резкий тон и издевательские пассажи, представляет собой вполне серьезную попытку охарактеризовать историко-социологическую суть сегодняшнего момента нашей истории. Конкретно речь идет, с одной стороны, о провале "демократических сил" и усилении авторитарного начала, а с другой – о движении в сторону возрождения нормальной, цивилизованной этики, как хозяйственной, так и общечеловеческой, которая стараниями названных сил была оттеснена этикой т. н. "первичного накопления". Автор показывает органическую взаимосвязанность двух этих сегодняшних тенденций, как и принципиальную ложность той "провинциально-либеральной" трактовки развития современной цивилизации, что господствовала до сих пор в сознании российских власть имущих и во многом сохраняет там свои позиции.